Уполномоченный по правам коренных малочисленных народов в Красноярском крае Григорий Дюкарев рассказал об особенностях ведения традиционной хозяйственной деятельности в регионе и путях решения насущных проблем

Красноярский край – один из немногих регионов России, где есть Уполномоченный по правам коренных малочисленных народов. С 2023 года эту должность занимает Григорий Дюкарев. Какие вопросы может решить омбудсмен и о главных сложностях, с которыми сталкиваются представители коренных малочисленных народов на Таймыре, в Эвенкии и на других территориях Красноярского края, Григорий Дюкарев рассказал «КМНСОЮЗ-NEWS».

– Григорий Иванович, расскажите, пожалуйста, какие у вас полномочия? Отличаются ли они от тех, что есть у ваших коллег в других регионах России?

– Моя деятельность регулируется Уставным законом «Об уполномоченном по правам человека в Красноярском крае». В этом законе четко прописано, что Уполномоченный рассматривает жалобы и иные обращения как от представителей коренных малочисленных народов, так и от граждан иных национальностей. Также Уполномоченный вправе защищать иностранных граждан и лиц без гражданства, если их права нарушены.

Кроме того, закон вменяет мне знакомиться с условиями проживания представителей коренных малочисленных народов, рыбаков, оленеводов, мониторить соблюдение их трудовых прав, выполнение законодательных норм в оленеводческих кооперативах. Когда я работал на Таймыре, я занимался в том числе соблюдением прав детей, входил в состав комиссии по делам несовершеннолетних, в совет по профилактике правонарушений местного детского дома. Сейчас я тоже продолжаю следить за ситуацией по защите прав детей коренных малочисленных народов. Также в мои обязанности входит содействовать юридическому просвещению граждан, чтобы наши земляки знали о своих правах, свободах и методах защиты своих интересов.

Если же говорить о других регионах, то у нас с коллегами примерно одинаковые полномочия. Дело в том, что законы об уполномоченных по делам коренных малочисленных народов в Якутии, на Сахалине и на Камчатке разрабатывались с учетом опыта Красноярского края. У нас соответствующий закон появился в 2008 году, через год после принятия Декларации ООН о коренных народах. По сути, наш Уставный закон об уполномоченном стал вкладом Красноярского края и Российской Федерации в продвижение тех позиций и принципов, которые заложены в Декларации ООН. Поэтому существенных отличий у нас нет. Коллеги точно так же, как и я, выезжают в места традиционного проживания представителей коренных малочисленных народов, общаются с гражданами, принимают жалобы и обращения, а затем обращаются в прокуратуру, полицию, органы государственной власти, органы местного самоуправления. Конечно, мы поддерживаем отношения с коллегами в других регионах, общаемся, обмениваемся лучшими практиками.

– Ежегодно в Законодательном собрании Красноярского края вы представляете доклад о соблюдении прав коренных малочисленных народов. Как формируется этот документ? На чем делаете основные акценты?

– Доклад строится на анализе тех обращений и жалоб, которые поступали ко мне в течение года. Обращения бывают как индивидуальные, так и коллективные. У нас был случай, когда под письмом было более 200 подписей.

– А как люди узнают о вашей деятельности? Как подают обращения?

– Я стараюсь информировать граждан о своей деятельности через все возможные каналы. Один из самых эффективных способов взаимодействия – через общественных помощников. Это неравнодушные люди, которые помогают гражданам сориентироваться в сложной ситуации, если есть основания для реагирования, они подсказывают, как составить обращение, направить его. У меня есть общественные помощники во многих населенных пунктах, в том числе в Хатанге, Крестах, Тухарде, Туре, Дудинке.

Много обращений поступает в ходе личных встреч. В 2024 году у меня была поездка в Байкитскую группу поселений в Эвенкии. Из Красноярска мы долетели до Байкита, а дальше на лодке объезжали поселки на пути к Енисею. Речки там быстрые, дно каменистое, помню, даже дно лодки шоркало камнями. От Байкита по реке через поселки Полигус, Бурный, Суломай дошли до Енисея. Поездка длилась 4-5 дней. В каждом поселке мы останавливались, проводили приемы граждан, сходы населения. Отмечу, что общественные представители Уполномоченного также регулярно проводят выезды, встречаются с гражданами, проводят консультации. Так что у нас хоть территория и очень большая, но в целом про то, как работает Уполномоченный и с какими вопросами можно обращаться, люди знают. Кроме того, я провожу мониторинг социальных сетей, и там, где вижу какие-то проблемы, то сам выхожу на граждан и выясняю, какие права их нарушены.

– С какими проблемами к вам чаще всего обращаются?

– Как правило, люди обращаются ко мне по своим личным вопросам. Среди главных проблем, конечно, жилищные. Людей волнует качество жилья, возможность его приватизации, постановка на учет, регистрация, риски выселения. Есть обращения, связанные с бездействием органов власти как на муниципальном уровне, так и на краевом.

Прошедшей зимой было много жалоб из Хатанги. Дело в том, что местная система теплоснабжения в этом таймырском сельском поселении от старости и ветхости промерзла, люди жаловались на холод, затопление.

Достаточно много обращений связано с системой здравоохранения. Кадровый дефицит в системе здравоохранения ни для кого не секрет, на Севере он ощущается несколько больше. Ну и плюс у нас очень большие расстояния, площадь Таймыра – около 900 тысяч квадратных километров, Эвенкии – 767. Если случилось что-то экстренное, жителям требуется санитарная авиация. В этом году мне пришлось вмешиваться по работе санавиации и обращаться в прокуратуру, потому что одного из наших земляков, к сожалению, не успели довезти, человек скончался, не успев получить медицинскую помощь. Есть нерешенные вопросы и относительно регулярной медицинской помощи, тех же профилактических осмотров, которые периодически всем необходимо проходить.

Выходом для многих ситуаций могла бы стать телемедицина. Но пока она до нас не дошла. Чтобы внедрить такую технологию, требуется обеспечить отдаленные населенные пункты широкополосным интернетом. Такого доступа к интернету во многих населенных пунктах нет, и, соответственно, возможности применения телемедицины у нас ограничены.

– В одном из интервью вы говорили о том, что необходимо создать в Красноярском крае сети ИТ-стойбищ по аналогии с Югрой.

– Да. Считаю, что такой проект нам был бы очень нужен. К сожалению, вся арктическая зона, зона высоких широт, покрывается сегодня преимущественно спутниковым интернетом. Оптоволоконная связь на Таймыре дошла до Дудинки, охватывает Норильск. В планах Министерства цифрового развития Красноярского края в этом году довести отптоволоконную связь до села Верхнеимбатск, это юг Туруханского района, там проживают кеты и селькупы. Дальше, надеемся, что оптоволоконная сеть будет охватывать и другие населенные пункты, но это небыстрый процесс. Параллельно в рамках нацпроектов создается группировка спутников для обеспечения доступа в интернет с территорий в Арктической зоне России. Это тоже проект на долгую перспективу, но мы рассчитываем, что к 2030 году в той или иной степени Арктическая группировка будет сформирована. Лишь тогда можно будет ставить вопрос о реализации проекта по аналогии с ИТ-стойбищами, как в Югре.

После того, как появится техническая возможность обеспечить связь, потребуется закупать оборудование для станций. Пока такой возможности нет, не имеет даже смысла выходить на промышленные компании с предложением поддержать проект.

Конечно, доступ в интернет на отдаленных территориях очень нужен. Помимо телемедицины, о которой я уже говорил, это и доступ к «Госуслугам», когда граждане смогут решать многие свои вопросы без выезда в города и райцентры, для ребятишек – это доступ к образовательным курсам, программам, олимпиадам, тестам.

Но я хочу подчеркнуть, что, хотя с интернетом у нас ситуация очень и очень непростая, связь у людей есть. Практически все населенные пункты Красноярского края находятся в зоне покрытия сотовых операторов. В рамках программы по сохранению традиционного образа жизни и традиционной хозяйственной деятельности Красноярского края оленеводам, рыбакам и охотникам предоставляются спутниковые телефоны и генераторы для их зарядки. Со спутникового телефона в интернет, конечно, не выйдешь, но в случае экстренной ситуации можно вызвать МЧС, санавиацию или получить важную информацию. Например, зачастую именно через спутниковые телефоны оленеводы получают данные о продвижении дикого северного оленя. Эта информация им нужна, чтобы вовремя увести в сторону домашних оленей.

– Какова ситуация с оленеводством в Красноярском крае? Есть ли отличия в оленеводческих практиках, применяемых на Таймыре и, например, в Эвенкии?

– Согласно отчетности, которую предоставляет Агентство по развитию Северных территорий и поддержки коренных малочисленных народов Красноярского края, по сравнению с прошлым годом у нас оленье поголовье увеличилось. Было примерно 122 тысячи голов, на 1 января 2025 года стало около 129 тысяч. Таким образом, прирост есть, но он преимущественно осуществляется за счет оленеводства, которое ведут ненцы на западном Таймыре. Ситуация с оленеводством в Хатангском поселении, в хозяйствах, которые ведут долганские семьи, а также в Эвенкийском муниципальном районе, довольно тревожная.

Если сравнивать Эвенкию и Таймыр, то там разные виды оленеводства. В Эвенкии оленеводство таежное, еще в годы СССР проводились исследования, которые показали, что это более ресурсозатратный вид деятельности, чем оленеводство в тундре. Плюс в Эвенкии большая популяция волков, которые угрожают стадам.

Также есть нюансы и в организации деятельности. Если на Таймыре оленеводством традиционно занимаются кооперативы, КФХ и общины, то в Эвенкии – муниципальные предприятия. Есть мнение, что разные стили управления тоже влияют на эффективность принятия решений. У меня планируется командировка в Суринду, это оленеводческий поселок в Эвенкии. Одна из главных целей – выяснить истинную ситуацию, установить, с чем связаны сложности при ведении оленеводства, какие нужны меры поддержки.

– А меры поддержки оленеводов в Эвенкии и на Таймыре одинаковые?

– Нет. В Эвенкии, например, субсидия на одну голову оленя составляет 12 тысяч рублей, на Таймыре – 728 рублей. Это наследие автономных округов, 20 лет назад на карте появился Красноярский край, Таймыр и Эвенкия вошли в его состав. При объединении территории все действовавшие в регионах меры поддержки перекочевали в законодательные акты Красноярского края. Потом, конечно, суммы индексировались, но разница, как видите, все равно очень заметная.

– Когда вы вступили в должность омбудсмена, одной из проблем вы называли то, что в Красноярском крае осваиваются не все средства, выделенные для реализации проектов, связанных с реализацией прав коренных малочисленных народов. А как сейчас? Удалось ли добиться 100% освоения бюджета?

– К сожалению, добиться 100% освоения средств, которые выделяются по программе поддержки сохранения традиционного образа жизни и традиционной хозяйственной деятельности, пока не удалось. По итогам прошлого года порядка 30 млн рублей по Таймыру не было освоено. Это субсидии на заготовку мяса домашнего северного оленя и на заготовку рыбы.

– Почему средства не осваиваются? Нет потребности?

– В том-то все и дело, что потребность есть. Но процесс получения некоторых льгот слишком сложный. Например, чтобы хозяйства могли получить меры поддержки, им требовалось раньше собрать огромное количество бумаг, отксерокопировать, заверить, подать в установленные сроки. И многие хозяйства в принципе отказывались с этим всем связываться. Мне некоторые руководители хозяйств прямо говорили: «Овчинка выделки не стоит». Сейчас сама процедура стала упрощаться, в этом я вижу большую заслугу Агентства по развитию Северных территорий. Внедряется электронный документооборот, для многих льгот стало не обязательным куда-то ездить, лично обращаться. Поэтому процент неосвоения постепенно сокращается, люди начинают активнее этими льготами пользоваться.

Правда, у нас есть серьезная проблема – суммы очень уж скромные. Например, на Ямале поддержка при закупке мяса первой категории домашнего северного оленя составляет 450 рублей за килограмм. У нас долгое время было 35 рублей, сейчас повысили до 54. Конечно, Ямал занимает передовые позиции в России по оленеводству, да и в целом бюджет округа один из крупнейших в стране. Но и у нас должны быть адекватные цены. Раз за разом мы поднимаем вопрос о том, что ставка должна составлять не менее 200 рублей за килограмм. Оленина у нас – продукт стратегический. С помощью мяса домашнего оленя мы обеспечиваем продовольственную безопасность крупных городов, таких как Дудинка, Норильск, не говоря уже о поселках. Ведь в эти населенные пункты мясо из этих регионов завозится по Северному морскому пути и иногда даже авиатранспортом, и его стоимость достаточно высока. Закрыть потребность в мясных продуктах кроме как за счет оленины крайне трудно.

При этом требования к оленине, как к виду животноводческой продукции, постоянно повышаются. В рамках системы «Меркурий» забой необходимо осуществлять на специальных площадках. Процесс должен быть сертифицирован и сопровождаться оформлением различных сертификатов, ветеринарных справок. Надо ввести все данные в систему «Меркурий». То есть расходная часть возрастает, но, как мы считаем, эти затраты должным образом не компенсируются.

– Что можете сказать о ситуации с диким северным оленем?

– Она вызывает у нас беспокойство. Ученые говорят, что популяция дикого северного оленя в последние годы значительно уменьшилась. Министерство природных ресурсов Красноярского края предлагает отменить разрешения на его добычу. Понятно, что жителям отдаленных поселков заменить мясо дикого северного оленя просто нечем. И, соответственно, если разрешения на его добычу будут обнулены, то как минимум две-три тысячи человек в Красноярском крае попадут в разряд браконьеров.

Эту проблему Уполномоченный по правам коренных малочисленных народов в Красноярском крае поднимают с 2011 года. Дело в том, что был период, когда производился промышленный отстрел дикого северного оленя. Уже тогда Уполномоченный прогнозировал, что со временем численность оленя резко сократится. На недавней встрече с председателем правительства Красноярского края мы эту тему тоже поднимали. Я озвучил свою позицию, она заключается в том, что к популяции дикого северного оленя в свое время подходили нерационально, а крайними в итоге оказались представители коренных малочисленных народов.

Сейчас рассматривается возможность запретить отстрел дикого северного оленя. И одна из главных задач, чтобы представителей коренных малочисленных народов предполагаемый запрет не коснулся и люди по-прежнему имели бы право добывать дикого северного оленя в целях осуществления традиционного образа жизни и ведения традиционной хозяйственной деятельности.

Причем я часто читаю в документах и от своих коллег из органов государственной власти часто слышу формулировки, что предлагается разрешить добычу дикого северного оленя только для пропитания. Я категорически против такого подхода, потому что это дискриминационная мера. Любой природный ресурс, который добыт на основании закона, может использоваться любым образом в рамках Гражданского кодекса – его можно продать, безвозмездно поделиться с земляками, использовать для хозяйственных нужд. Поэтому, когда чиновники говорят о предоставлении тех или иных ресурсов только для пропитания, это вызывает у меня резкий протест. Это можно сравнить с тем, что собрала бабушка ягод или грибов в лесу. Если следовать логике отдельных чиновников, что ресурс можно использовать только для пропитания, получается, что все эти грибы и ягоды бабушка не может продать, не может отдать внукам, а должна все съесть лично. Мне хочется сказать таким людям: «Вы чего?»

Поэтому я даже своим землякам, когда они в вопросах о добыче дикого северного оленя используют формулировку «для пропитания», всегда говорю, что это категорически неверный подход. Я всегда подчеркиваю, что представители коренных малочисленных народов, добывая рыбу, зайца, куропаток, дикого северного оленя, собирая ягоды и грибы, обладают более широким спектром прав, ведь это часть их традиционного образа жизни.

– А что с традиционным рыболовством? Четыре года назад в регионе не формировались участки для традиционного рыболовства и фактически представителям коренных малочисленных народов приходилось конкурировать с промышленными компаниями. Как обстоят дела сейчас?

– На территории Таймырского Долгано-Ненецкого района, где проживают 11 тысяч из 16,5 тысячи представителей коренных малочисленных народов, зарегистрированных в Красноярском крае, эта ситуация пока не получила должного разрешения. Да, у нас по заявкам общин и некоторых физических лиц ряд выделен ряд рыболовных участков для традиционного рыболовства коренных малочисленных народов, но в целом тенденция пока не изменилась и говорить об улучшении не приходится…

– В Красноярском крае традиционно значительное количество инфраструктурных проектов и проектов в области культуры реализовывалось в сотрудничестве с добывающими компаниями. Как нынешняя экономическая и геополитическая ситуация сказались на реализации проектов?

– Параметры поддержки, как организационные, так и технические, нисколько не снизились. По каким-то позициям даже усилились. Но, конечно, со всеми компаниями ситуация разная. Одна из крупнейших компаний, которая ведет свою деятельность в Красноярском крае, – это «Норильский никель». В этом году она реализует грантовый конкурс «Мир Таймыра», направленный на поддержку коренных малочисленных народов. Ежегодно компания проводит грантовый конкурс «Мир новых возможностей», в которой также активно принимают участие представители коренных малочисленных народов.

– Сейчас «Норильский никель» реализует свою новую политику в области взаимодействия с коренными малочисленными народами. Как вы оцениваете этот документ и какие главные положения вы бы отметили?

– «Норильский никель» в последние годы системно усовершенствовал свои подходы в работе с коренными малочисленными народами. Новая политика по работе с коренными малочисленными народами была принята в конце прошлого года.

На этапе проекта мы с этим документом работали, инициировали внесение в него ряда изменений. Например, в первоначальном варианте проекта документ не распространялся на подрядные и субподрядные организации. Сообщество коренных народов, и нас, как экспертов, это не устраивало. И компания нашла возможность прописать в итоговой редакции документа, что принятая политика распространяется в том числе на российские подрядные организации и корпоративные структуры, входящие в группу компаний «Норильский никель». То есть сегодня те компании, которые работают с «Норильским никелем», также должны руководствоваться этой политикой.

Также прописано, что требования политики обязательны для подрядчиков и поставщиков, которые работают на территориях традиционного проживания и традиционной хозяйственной деятельности коренных малочисленных народов. Документ предусматривает равноправное участие в проектах устойчивого развития в отношении коренных малочисленных народов, создание рабочих мест, приоритетное осуществление закупок у местных товаропроизводителей, в том числе и продуктов традиционной хозяйственной деятельности. Есть в документе положения о распределении выгод и содействии устойчивому развитию.

Такой системный подход, которым руководствуется компания, помогает как в реализации каких-то масштабных проектов, так и в решении конкретных вопросов, с которыми обращаются граждане. Например, буквально вчера ко мне в приемную обратились за содействием в трудоустройстве в компанию «Норильсктрансгаз», мы составили ходатайство и сослались в том числе на политику по взаимодействию с коренными малочисленными народами. В частности, на пункты, касающиеся трудоустройства.

Но вообще, сотрудничество с «Норильским никелем» в части трудоустройства и наращивания образовательного потенциала у нас проходит очень позитивно. Уже несколько десятков наших земляков обучаются в Заполярном государственном университете имени Федоровского в Норильске на тех специальностях, которые востребованы самой компанией «Норильский никель». Также действует система обучения рабочим специальностям, есть ребята, которые получают, например, профессию стропальщиков. Кто-то устраивается на сезонные работы, кто-то приходит в штат компании и ее подразделений.

К сожалению, такие документы есть не у всех компаний, которые ведут деятельность в Красноярском крае. У них тоже есть меры поддержки, в том числе и грантовые конкурсы. Когда компания не имеет системной политики в отношении коренных малочисленных народов, то меры поддержки получаются слишком ограниченными, локальными, сжатыми.

Например, одна нефтедобывающая компания реализует грантовый проект в Эвенкии. Однако он рассчитан на научные организации, что, безусловно, тоже очень важно. Но организации коренных малочисленных народов в этом проекте участвовать не могут. Как следствие, проект, который задумывался как полезный и масштабный, на данный момент не получил большого развития.

– Григорий Иванович, вы сами из ненецкой семьи, много лет занимаетесь вопросами коренных малочисленных народов. Что вас привело в национальное движение?

– Я человек, родившийся в СССР, моя малая родина – небольшое село Караул на Таймыре. Я ходил в школу при СССР, служил в Советской армии. Тогда огромное внимание уделялось патриотическому воспитанию, гражданской ответственности и любви к своей малой родине. Высшее образование я получал в Ленинграде, тогда его только переименовали в Санкт-Петербург. С первого дня в университете понимал, что обязательно вернусь домой. Видимо, эти воспитательные моменты сыграли определяющую роль в моей жизни. Моя мама была общественным деятелем, работала в партийных органах, в радиокомитете на Таймыре, вела передачи на родном языке. И, конечно, от мамы мне передались ее жизненные установки, интерес к своим корням, роду, понимание важности защиты прав и интересов коренных малочисленных народов. Поэтому с 1997 года я включился в общественное движение Ассоциации коренных малочисленных народов Таймыра.

– С вашим ритмом жизни получается ли соблюдать традиции?

– По возможности, да. Ну и вообще, я заметил, что у нас вся национальная культура бережно сохраняется в поселках и даже городах, так что условия для соблюдения традиций у нас есть. Например, недавно в Дудинке прошел День оленевода. Он широко транслировался на телевидении и в социальных сетях, на праздник пришли люди всех национальностей. У нас зимы очень холодные, так что национальная одежда не теряет актуальности. Заказывают ее тоже люди всех национальностей. Есть какие-то традиции, привычки, которые раньше были характерны для тундры, но сейчас встречаются повсеместно.

Например, у ненцев есть правило, что нельзя «кружить» вокруг чума – с какой стороны вышел, с такой и зашел. И сейчас в городах и поселках я много раз наблюдал, что если человек вышел из дома, из подъезда и пошел направо, то и возвращается он тоже с правой стороны. Такая вот трансформация. Конечно, сохраняются традиции, связанные с национальной пищей, без нее вообще никак не обойтись у нас на Севере, ни без строганины, ни без оленины, рыбы. Это и вкусно, и полезно. Много внимания уделяется сохранению родных языков. В 2024 году Анной Алексеевной Барболиной был издан обновленный букварь на долганском языке.  Светлана Нереевна Жовницкая продолжает совершенствовать пособия на нганасанском языке, чтобы они соответствовали современным требованиям ФГОС. Мы видим и поддерживаем инициативы молодежи в части разработки приложений на родных языках. Например, компания «Норильский никель» поддержала языковое приложение Ayana, также было поддержано приложение, связанное с туризмом, причем с этническим. Поэтому, если говорить про традиции, про национальную культуру, то у нас все это есть, сохраняется, развивается, движется в ногу со временем.

 

Источник:  https://news.kmnsoyuz.ru/

Все новости